Я уходил всё дальше, шаг за шагом увеличивая расстояние между нами. Мне было тяжело отдалятся от того, что притягивало меня крепче всякого магнита, от того, что держало меня в этом мире. Но это было необходимо, во всяком случае, я думал, что так будет легче для всех. Я ошибался... Я не знал, не понимал, не догадывался. Я слышал тишину, и стук её сердца. Каждый его удар разрушал мою волю. Мне надо было уходить быстрее, ведь с каждой секундой мне становилось всё тяжелее это сделать. Что-то приковало меня на месте, остановило меня, не дало двигаться дальше. Это что-то был её голос. Родной и отчаянный, смелый и в то же время дрожащий от страха. Я повернулся и посмотрел на неё. Ей было больно, до сумасшествия. Её взгляд был прикован ко мне, она смотрела на меня безумными глазами, от чего по коже пробежала волна дрожи, захватывая власть над моим телом. Я стоял и не мог пошевелиться, я не мог поверить в её слова, ведь это слишком искренне, чтобы быть правдой. А чтобы было, если бы я ушёл? Мы бы оба этого не пережили. Она удержала меня, спасла от роковой ошибки, которая могла разрушить наши жизни. Я просто не мог поверить в своё счастье, что резко нахлынуло неистовым потоком, смывая всё, что тревожило меня. Это было как... Да что я говорю, это ни с чем нельзя сравнить. Ведь что такое счастье? Счастье – это когда играешь в жмурки с братом и бегаешь по лужам босиком. Счастье - это, когда тебе улыбаются прохожие. Это, когда ты просыпаешься утром, от играющих на твоём лице лучиков солнца, пытаясь, хоть на минуточку удержать сон.… Это когда посаженое тобой дерево вырастает выше тебя. Это когда в серой толпе видишь приветливую улыбку и понимаешь, что не все так плохо. Это когда начинаешь кормить одного голубя, а их прилетает целая куча. Каждому своё. Счастье - понятие растяжимое, и каждый растягивает его до оптимальных ему размеров. Счастье - это жизнь, а для меня жизнь - она. Нет ничего светлее, теплее, дороже и любимее.
- Я люблю тебя. Я очень люблю тебя. - после последних слов, которые переворачивают с ног на голову мир, слов, от которых земля из под ног уходит, она замолчала. В ожидании своего будущего, она закрыла глаза. Я подошёл к ней так близко, что нас разделяли какие-то жалкие несколько сантиметров. Моё дыхание уже давно сбилось с ритма, и разум уснул крепким сном. Я взял её личико в ладони, не отрывая взгляда от её бездонных как пропасть глаз.
- Прости меня… - судорожно прошептал я, всё еще терзая себя за причиненную ей боль. К черту все слова… Зачем что-то говорить, если больше всего хочется прикоснуться к ее губам, прижать к себе всем телом, назвать любимой, и не отпускать из объятий? Что я и сделал.

- Замолчи! – приказала мать, но Эрика не могла остановиться.
Слезы стояли в ее глазах, а руки так сильно вцепились в юбку платья, что побелели костяшки.
- Ты всегда мне так говоришь! – кричала девушка. Голос предательски дрожал. – Ты не даешь мне сказать слова и всегда запрещаешь мне хоть что-то сказать! Конечно, у вас есть Синтия…
- Потому что ты не умеешь говорить. – Буквально прошипела мама, - потому что нам не интересно, что ты хочешь сказать. Потому что сейчас ты нарушаешь все правила приличия, крича на свою родную мать.
«Родную мать» - эхом откликнулось в голове Рики. Ей стало наплевать на правила приличия. Боль, которую каждый день причиняла ее «родная мать» не шла вровень с правилами приличия.
- Родная мать! – ничуть не смутившись, кричала Эри, - тебя не то что «родной», но и «матерью» назвать сложно… Мама! Где же ты была, когда мне было плохо? Где ты была, когда поддержка матери была мне важнее воздуха?…
- У меня были дела… - начала мама, но потом запнулась.
Хеллс тут же разгадала то, что она собиралась сказать.
- Поважнее, да? Дела поважнее? – слезы все-таки хлынули из ее глаз, и она, подобрав свои юбки, выбежала из комнаты. Эрика сбежала по лестнице, чуть не сбив сестру Синтию с ног, и бросилась из дома. Слуги удивленно наблюдали за ней: некоторые – с насмешкой, некоторые – с искренним сожалением. Но девушке было все равно, она уже выбежала из сада и теперь перебегала дорогу.
Когда дороги и дома сменили кустарники и высокие деревья, Эрика пошла чуть медленнее. Ее каштановые волосы прилипли к мокрому от слез лицу, румяна, которую каждый день наносила девушка, сейчас тоже намокла и стала какого-то болезненно-желтого оттенка.
Она уже знала куда идет: в старую церковь, где хорошо и спокойно. А главное: там никого нет. Ни одной души. Это успокаивало и одновременно огорчало: она опять останется одна.
Она опять будет говорить сама с собой, потому что больше не с кем. Она опять будет улыбаться отражающей иконе в этой церкви, потому что больше никто не понимает ее улыбок. Опять будет сидеть здесь, и плакать, потому что ее никто не пожалеет.
Эрика зашла в церковь и осмотрелась. В углу, там, где несколько лет назад люди ставили свечки за упокоение души, лежало старое одеяло. Подняв подол платья почти до колена, девушка опустилась на это одеяло и посмотрела на высокий потолок.
- Я опять здесь… - тихо прошептала она. Ее голос можно было сравнить с шелестом ветра. – Кажется, здесь мне и место. Наверно, мне не место в этом мире. Правильно. Кому нужна Эрика? Никому… Хотя в глубине души я понимаю, что может я еще встречу человека, которому буду нужна… но сколько можно ждать? Я больше не могу ждать… я просто… просто… - Эри вздохнула и протерла глаза. – просто у меня больше нет сил.